Welcome to the Rosarium - Страница 52

— Нет, я делюсь наблюдениями. А как насчет тебя? Что ты слышишь, когда закрываешь глаза? — спрашивает Лиса, делая еще один шажок к своей цели. Прищурившись, я поворачиваюсь к ней вполоборота, облокачиваясь на ограждение. И она делает то же самое, не открывая глаз, полностью повторяет мою позу. Ох уж этот подол! Она смеется, свободной рукой удерживая юбку и выглядит как Мерлин Монро в известном ролике. Только Лиса куда изящнее Мерлин, и точно намного красивее.

— Давай я лучше расскажу о том, чего не слышу. Но не могу забыть, и каждый раз я включаю музыку находясь наедине с собой, чтобы не возвращаться мысленно туда, где остались эти воспоминания.

— Звучит интригующе. И жутковато, если честно, — говорит Лиса, снова поворачиваясь в сторону озера, и приподнимая лицо навстречу ветру. — Надеюсь, что это не голоса, которые призывают тебя делать что-то противозаконное?

— Я не одержимый бесами, Лиса. Разве что совсем чуть-чуть, — ухмыляюсь я. — Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что не существует абсолютной тишины? И когда люди говорят, что-то вроде: стояла звенящая тишина, они тем самым противоречат самому смыслу фразы. Тишина не должна звенеть. И сама земля издает гул на низкочастотном уровне, который можно замерить специальными приборами. И космос тоже, но это те самые фоновые звуки, вроде названного тобой потока крови, которые присутствуют с нами всегда. Бытовые приборы тоже выдают определенные шумы даже в выключенном состоянии. А ты слышала, как трещат обои, Лиса? Как скрипят половицы хлопают двери в соседних квартирах? Шорох шагов, пьяный мат соседей, громко орущий телевизор, и глухие удары, а потом сдавленные крики о помощи женщины, избиваемой своим обдолбанным мужем, детский плачь и смех подростков, которые курят марихуану под лестницей, сплевывая на пол скопившуюся слюну, монотонное покачивание лампы над головой и басы панк-рока у соседей сверху, которые то ли танцуют, то ли падают, не в силах удержаться на ногах, шум воды, бегущей по трубам, когда кто-то выше по стояку смывает туалет. Постоянное хлопанье дверей в подъезд и шаркающие шаги по коридору, звяканье ключей, мяуканье голодных кошек. Для многих все эти звуки являются обыденными, сливаясь в шумовую симфонию, с которой живешь каждый день. Но у меня так не получалось. И хуже всего, самым раздражающим для меня был именно треск отклеивающихся обоев и едва различимый звук осыпающейся штукатурки с потолка. Ты можешь не обращать на подобные мелочи никакого внимания, проваливаясь в сон или бодрствуя, занимаясь своими рутинными делами, читая, думая, мечтая о чем-то. Но, если ты слышишь этот треск круглые сутки изо дня в день, то он становится оглушительным, звонким, не дает уснуть, заставляя вздрагивать каждый раз, когда треск усиливается во время непогоды или дождя. Даже стук капель в окно не способен его заглушить. Ты лежишь, смотришь раскрытыми глазами в потолок, и думаешь, что сходишь с ума. Ведь нормальные люди не могут так реагировать на обычные звуки, которые издают старые дома. Утром ты встаешь и сдираешь обои, смываешь до бетона стены и потолок и покрываешь чистым и ровным слоем свежей краски, но ночью происходит то же самое.

— Почему? Почему происходит то же самое? — завороженно спрашивает Лиса.

— У соседей за тонким перестенком точно так же трещат обои и сыплется штукатурка, — отвечаю с легкой улыбкой, хотя произношу совсем не веселые вещи. — А спустя полгода, я начинаю еще слышать, как лопается краска на стенах и потолке, и вот это еще больше, сводит с ума.

— Я выросла в комнате с матерью в четырехэтажном бараке с коридорной системой. У нас даже туалета не было. Но я не помню, чтобы так заморачивалась насчет звуков, — с легким недоумением говорит Алисия.

— Потому что это были не единственные звуки, которые ты слышала в течении дня, — отвечаю я, опуская взгляд на свои руки, невольно вспоминая сколько раз ожесточенно срывал обои, клеил снова, наносил краску, соскребал ее до самого основания.

— Что это значит? — Лиса повернула голову в мою сторону и нарушила правило, открыв глаза.

— Попробуй предположить, — убирая руки в карманы брюк, я спокойно встречаю вопросительный взгляд синих глаз.

— Ты редко выходил из дома? — неуверенным тоном предположила Лиса.

— Близко. Но не совсем верно, — отрицательно качаю головой, невозмутимо улыбаясь. — Я никогда не выходил из дома до семнадцати лет. Я вырос в комнате размером три на четыре метра с замурованными окнами и запертым замком на двери.

— Какой ужас! Почему? Ты болел? — потрясенно распахнув глаза, спросила Лиса, всматриваясь в мое лицо и наверняка ища там следы каких-то серьезных заболеваний, психических отклонений или душевной травмы. Я равнодушно пожимаю плечами, поворачиваясь спиной к ограждению и опираясь на него.

— Какая теперь разница? Никто не способен так ценить этот мир, открытое пространство и бесконечный горизонт за моей спиной так, как я. — Хотя, думаю, ты отчасти способна.

— Почему ты так думаешь? — все еще находясь в состоянии глубокого потрясения, спрашивает Лиса. Обхватив себя руками, она тоже прислоняется к перилам, забыв, как совсем недавно боялась даже подойти к краю крыши.

— Просто я знаю про правила в заведении Рауна Перье, — сухо сообщаю я, замечая, как она тут же напрягается, воинственно вздергивая подбородок и готовясь к защите. — Вам нельзя было покидать пределы борделя. И вы всегда должны были быть готовы встречать гостей из внешнего мира. Некоторые девушки, вроде Мии, провели там годы.